Забытый путь

опытного Богопознания

или тайна спасения

Вам дано знать тайны Царствия Божия

а тем, внешним, все бывает в притчах. (Мк. 4, 11).

 Так сказал Господь Спаситель своим ученикам. Этими внешними были окружающие Его толпы народа, искавшие внешних чудес и внешних исцелений. Но Господь по своему милосердию не лишал их и внешнего. И только тем, кто прозревал сквозь покровы внешнего – внутреннее, и в видимой плоти человеческой видел Бога Невидимого и Творца человеков, - тем дано было знать опытно тайны Царствия Божия, остальным - в притчах.

  Видимое дано всем - и слепцам. Но они, видя, не видят. Невидимое - только верою прозревшим. В подвиге  веры слепая душа человеческая прозревает. Вера есть духовный орган зрения. Вера есть истинное видение вещей реальных, истинных. Только те, кто преодолел гипноз внешнего, видимого, его насильствующего, не реальную данность, его навязчивую мечтательность и мужественно, свободно устремился к внутреннему видению вещей изнутри подвигом веры, - только те и познали, яко благ Господь[1] и что Он есть воистину Сын Божий и Спаситель рода человеческого. И это - чин христиан более внутренний, по слову св. Макария Египетского. Таким внутренним христианством в историческом процессе было монашество, опытно познавшее тайны Царствия Божия и с любовью поведавшее о том в своих Богомудрых прикровенных писаниях.

Внешний мир христианский опытно не знал этих тайн. Он внешне пред ними благоговел, а изнутри, в опытном переживании, они были для него неведомы. Христианство было для него только божественной притчей. И только монашество опытно познало эти тайны; оно и хранило в себе эти тайны. И в монашестве хранился и сокровенный путь к опытному раскрытию в себе этих тайн Царствия Божия.

  По неисповедимым судьбам Божьим монашество в христианском человечестве было тем сосудом святости Божьей, ковчегом Нового Завета, в коем хранилась действенная благодать освящающего совершенства, по выражению святого Макария Великого, - благодать, освящающая и весь внешний мир. Господь Бог имел действенное соприкосновение с внешним миром через монашество. В этом ковчеге,  как некогда в Израиле,  хранилась Тайна Нового Завета Бога с человеками. Чем был Израиль для древнего человечества, тем и  монашество для христианского человечества.

Древний Израиль, как в ковчеге, хранил в себе тайну: обетование грядущего Бога Спасителя. Монашество хранило в себе эту же тайну, но не в обетовании, а в совершении. Обетование в монашестве оплодотворилось. Бог обетованный, грядущий - уже во плоти пребывал в монашестве, как Спаситель человека. Тайна, сокрытая от веков и родов, открылась святым Его, пребывавшим на пути монашества, и сия тайна - Христос в нас, по Апостольскому слову (Кол. 1, 26 - 27). Эту тайну монашество опытно познало и хранило ее в светлых Христовых ликах своих святых.

В монашестве, и только в восточном православном монашестве, сокрыты последние судьбы мира, в нем сокрыта тайна конца. Западное монашество имеет иное делание, иной опыт, иное призвание.

 Западное монашество имеет опыт начала христианства, опыт Галилейских полей и цветущих лилий (Франциск Ассизский и др.). В своей юности, со своей влюбленностью, оно в историческом процессе остановилось во внешнем, на поверхности; здесь оно и застыло. В западном монашестве потому и много действия на плоскости внешней, много энергии, что оно пребывает в возрасте молодости, в свежести юных сил. Дальше своего юношеского возраста не развилось, да и не могло. Ибо западные народы по своей внутренней одаренности и развитию, по своему возрасту - народы юношеские, духовно незрелые. Отсюда и вытекает, как логическая необходимость, обоснованная внутренним содержанием народов, - разделение христианского человечества на западное и восточное, и разделение религиозного опыта восприятия христианства на опыт западный и опыт восточный.

Западные народы, по своему незрелому возрасту, восприняли тайну христианства хотя и сильно и красиво, вплоть до святой влюбленности, но восприняли внешне, извне. Внутренняя сущность для них была недоступна. А красота дщери Царя была вся внутри (Пс. 44, 14), - говорит пророк.

Отсюда потом и родилась тоска по внутреннему, по горнему, выразившаяся в готике католических храмов. Искусство зодчества храмов не случайно: оно выражает соборно внутреннюю тайну строящегося народа, - религиозную тайну восприятия душой Бога.

Готика - это искание Бога. Готика - это устремленная ввысь тоска, это крик души, взыскующей внутреннего. Готика - это духовные руки мольбы, простертые ввысь, к небесам, ищущие там, чего нет здесь, на земле. В этих существенных чертах и отразилась особенность религиозного опыта западных народов.

И совсем иной опыт восточного христианства. Здесь нет устремления ввысь. Восточные храмы готики не знают; они крепко стоят на земле. Восточные храмы имеют внутри себя небо, простершееся по земле. Здесь небо от земли не отделимо. Здесь нет тоски по небу. Здесь земля находится в объятиях неба. И эти черты полностью выражает опыт Восточной Церкви.

Здесь – обладание, там - искание. Здесь - внутрь пребывание в тайне с Богом, там - устремление ввысь к небесам. Здесь - Богоносная умная молитва и тихая радость обретения, там - экзальтированная влюбленность, переходящая в тоску искания устремленных.

Потому восточное монашество все внутри, во внутреннем созерцании. И его возраст — возраст седых веков: оно детище древних народов. Его возраст - возраст созерцания конца.

Опыт святых отцов Церкви Православной есть божественный опыт конца тленного, грешного мира; конца смертного образа человеческого, и светлый, величественный, потрясающий опыт начала иного бытия Богоносного; опыт выявления Бога во плоти пришедшего, выявление бессмертного Божественного образа неизреченныя славы - лика Христова во образе человеческом.

 С первых дней христианства и до последнего времени Небесный Свет, озарявший тьму мира сего, исходил из пустынных монашеских келий, где совершалось в лаборатории духа великое тайнодействие, - вещество одухотворялось: грешная телесность - в святую, нетленную плоть, вода слез претворялась в вино веселия вечного.

Там, в огне внутренних скорбей и тайного келейного плача, овеществление духа, его падение в вещественность перегорали окончательно. И из огня сокрушений и плача выявлялось Новое Бытие - вечное, нетленное; раскрывались тайны Царствия Божия здесь, на земле, в светлых ликах нового творения, в ликах святых.

И последние лучи этого келейного света, блеснувшие над землей: преподобный Серафим, старец Паисий Величковский, епископ Игнатий Брянчанинов, Иоанн Кронштадтский, Оптинские старцы и др. - озарили грустную землю уже особым трепетным светом: тихим, вечерним, закатным - светом окончательного конца. В этом свете хотя и чувствовалась Небесная Улыбка, но в лучах его трепетала тайная скорбь последних времен, скорбь за грешный, не преображенный мир, идущий к своему грозному, неотвратимому концу.

В этой светлой скорби последних святых почувствовался закат христианства, почувствовался конец мира. Это были последние закатные лучи вечернего света христианства перед грядущим утром нового дня, к которому мы и приблизились.

     Ныне же нас покрыла темная ночь. Мы вошли в новую, ночную эпоху. И путь наш без луны и без звезд. Путь наш во мраке. И дойдем ли до врат Нового Бытия? Переплывем ли это бурное море страстей, беснующееся в последних судорогах? Увидим ли радостный берег Новой Земли? И на чем переплывем, когда Апостольский корабль разбит?..

Хотя сам великий Апостол языков, плывший на корабле со своими спутниками, и спасся, но только на обломках от корабля (Деян.  27, 40 - 44). И это для нас есть сокровенный образ пророческого знамения, бодрящий и спасительный, охраняющий нас от возможного уныния и отчаяния. Крепко держась за обломки, и мы спасемся, по апостольскому слову, и будем выброшены из зыбкой пучины на твердый берег.

 Обломками от апостольского корабля для нас служат писания святых отцов. На этих обломках и будем спасаться. Благодатных старцев и духоносных наставников ныне не стало, да их совсем нет - эти слова сказаны еще 100 лет тому назад многоскорбной душой святителя Игнатия Брянчанинова.

Оскудение произошло давно и произошло незаметно. Оскудело монашество изнутри, оскудело умным деланием; с по­терею умного делания монашество утратило путь опытного Богопознания. С утратой умного делания монашество утратило право на существование. Подрезаны корни духовного бытия, и жизни не стало. Умное делание было душой монашества. Внешняя телесность без души жить не может. Так и монашество без внутреннего делания прекратило свое бытие. С исчезновением в монашестве внутреннего, недолго продолжалось и внешнее - разлетелось, как прах, взметаемый ветром.

С исчезновением монашества в христианском мире появились грозные признаки конца мира, признаки его неизбежной катастрофы, его окончательного разложения. Ибо монашество было той солью, которая его сдерживала от окончательного гниения. Когда же сама соль потеряла свою силу - миру пришел конец.

Орлиный взгляд святого старца Богослова уже тогда созерцал сквозь чреду времен этот конец, потому он и твердил: Дети, последнее время[2]. Мы же теперь воочию видим истину этих слов, ибо и мы увидели это последнее время, увидели этот конец.

Умного делания в монашестве не стало, и само монашество исчезло. Это и есть существенный признак конца, признак последнего времени. С исчезновением монашества исчезнет и само христианство, останется его внешняя притча.

Но мир без христианства существовать не может. Христианство есть высшая форма развития сознания человека на земле. Христианство есть последнее слово сего мира и начало нового, оно - его душа, его жизнь. С исчезновением души, и тело распадется, придет конец.

На наших глазах совершается это великое таинство конца или таинство жатвы, предуказанной Спасителем. Господь сказал: Во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь (Мф. 13, 30). Ныне совершается эта таинственная жатва конца; происходит выразительное реальное собирание плевел, их всемирное объединение. Подобного явления в истории человечества не было. Это и есть таинственная жатва конца[3].

Увидев это пророчественное таинство, остаток христиан должен восклонить свои головы, т.е. поднять вверх, устремить ум к горнему, усилить умное делание, ухватиться за внутреннее, за внимание к помыслам, за невещественное делание святых отцов. Только одно и может спасти от окончательной и неминуемой гибели умной личности человека. Ухватиться за это, как за спасительный обломок от апостольского корабля. Путь нам указан - от внешнего к внутреннему. Кто внутри - тот на правильном пути. Ибо только внутренняя жизнь и есть истинно-христианская жизнь, как свидетельствуют о сем святые отцы.

 О внутренней жизни или об опытном Богопознании святые отцы создали опытную науку, стройную и совершенную, которая хранится в их Богомудрых писаниях. Эти писания отцами созданы по внушению Духа Божия для последних времен, для нас.

Святые отцы, Духом Божьим провидя, что мы, живущие в последних временах, осиротели: останемся без наставников, без руководителей этому спасительному деланию, оставили нам в руководство несколько опытных, существенно-важных советов в деле усвоения спасения, в деле усовершения себя в молитвенном подвиге.

По святоотеческому разуму в основе опытного Богопознания, в основе опытного усвоения спасения лежит умное делание или непрестанная покаянная молитва Иисусова: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Это есть откровенное таинство, неудобь сказуемое. Нет слов на человеческом языке, чтобы можно было полностью изъяснить это таинство. Никакими подобиями и сравнениями не уяснить его. Можно только сказать одно: умное делание есть таинство Богоношения и выявления лика Христова в лике человеческом.

Умное делание есть сокровенный путь к ангельскому житию на земле. Умное делание есть забытый монашеством путь опытного Богопознания. В умном делании сокрыты тайны Царствия Божия, в нас сущего, постепенно открывающиеся Духом Божиим только тому, кто вступит на путь опытного усвоения покаяния.

Никакими искусственными пособиями эти тайны не раскрываются. Непрестанная молитва дается непрестанному покаянию. Единственное и верное пособие, которое не повредит легких и не затмит ума, не ввергнет в прелесть - это непрестанная, покаянная молитва, в сокрушении сердца Богу приносимая:  Помилуй! Эту жертвенную молитву сокрушения Господь Бог не презрит. Ибо только покаянию отверзаются двери тайн Царствия Божия. И этот путь - незаблудный.

Тому, кто узрел близкий конец, и кто в чувстве сердца узрел и свой близкий конец, неизбежный и неотвратимый, какая молитва может более приличествовать и более удовлетворить, кроме сей краткословной и многовместительной. Кто помышляет о смерти и о скором предстоянии перед Судом Божиим, у того может быть только одна неусыпная забота: прежде конца успеть испросить себе милости у Господа Бога. А потому сия молитва в процессе делания и превращается в немолчный вопль души: Помилуй!

Это делание и есть тот спасительный обломок от апостольского корабля, который нам предложен святыми отцами для нашего спасения.

Ревнующий о спасении своей души от неминуемого потопления, да ухватится за него крепким своим усердием и будет спасен. А доброму усердию всегда Бог помощник, имеющий уши слышать,  да слыши[4]т! Ибо это голос святых отцов, голос Святого Духа.

 Услышьте величие таинства! - так восклицает святой Григорий Палама. Поистине, святоотеческое учение об опытном Богопознании, об умном делании есть величественное таинство. И наука об этом предмете у святых отцов стройна и преславна, достойна чести ума бесплотных ангелов.

Около сорока святых отцов изъясняют это учение в «Добротолюбии» о сем невещественном делании, о делании невещественных горних умов, желая сделать его более доступным для нашего вещественного понимания. И все же оно остается прикровенным и недоступным для «мудрых и разумных» века сего. И только в процессе внутреннего молитвенного опыта постепенно раскрывается его сокровенный смысл, исполненный потрясающего Божественного величия.

Сокровенность умного делания настолько величественна, что слуху и разуму мудрецов от внешнего богословия совершенно недоступна. Ибо «внешним», поглощенным вещественными интересами и не дано знать этих духовных тайн Царствия Божия. Они органически недоступны для них, так же, как для сознания минерала недоступно понятие о жизни цветка. Для этого нужно немногое: камню превратиться в цветок, а человеку - из телесного или душевного возродиться в духовного, пройти через Божественную лабораторию ду­ховного возрождения. Этого не давали ни семинарии, ни академии.

Об этом самом предмете и вел беседу Спаситель с мудрым еврейским богословом Никодимом, не разумевшим сего таинства. Потому Господь и говорил ему. Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия. Рожденное от плоти есть плоть; а рожденное от Духа есть дух (Ин. 3, 3,  6). Для жизни вещественно-тленной, животно-растительной рождает человек; для жизни нетленной, божественной, умно-духовной рождает Бог Своей всемощной благодатью Духа. Невозможное человекам  возможно Богу[5].

 До возрождения свыше Духом душа мертва для жизни духовной, и вся пребывает здесь, на земле, своими помыслами, - так говорит святой Макарий Великий. Понятия духовные для нее недоступны. Ибо душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, - говорит Апостол, - потому что он почитает это безумием; и не может ра­зуметь, потому что о сем надобно судить духовно (1 Кор. 2, 14).

Сия новая духовная жизнь рождается в купели покаяния и слез для всех, потерявших благодать крещения. Другого пути в Царствие Божие нет. Так говорят все отцы. Вводит в сие таинство покаяния сия маленькая сокровенная молитовка. И человек чудным, непостижимым действием благодати Божией превращается из камня - бесчувственного ко всему духовному - в благоухающий небесный цветок духовной ангельской жизни. Таковы цветы на земле, возродившиеся из камней, облагоухавшие вселенную и поныне благоухающие - это лики святых: преподобная Мария Египетская, Андрей Критский, Святитель Николай Мирликийский, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский... Им же несть числа.

Все это - нетленные лики, небесные цветы, возросшие на почве умного делания. Как тайну Божества Дух Святой благоволил прикрыть видимой телесностью: тайну Слова - одеждой дебелой плоти, чтобы это было доступно не для праздного любопытного разума, а для подвига веры, - так и писания богомудрых отцов об умном делании прикрыты таинственными изречениями и намеками. И только вступившим на путь веры и опытного делания постепенно раскрывается их сокровенный духовный смысл в таинстве покаяния.

И все святые только на сем пути и обретали сие умное житие, обретали сие потрясающее благоговение перед Богом, по выражению святого Каллиста, обретали сокровенное бытие во Христе и ангельскую жизнь на земле.

 Вот благоговейный призыв к сему житию, к этому деланию слышим от преподобного Никифора уединенника, который говорил: Вы, которые желаете восприять огнь небесный в чувстве сердца и опытно познать, что есть Царствие Небесное, внутрь нас сущее, приидите, я поведаю вам науку небесного жития, которая без труда и пота вводит дела для своего в пристанище бесстрастии; через падение мы вышли во вне, возвратимся же к себе, отвращаясь от внешнего. С Богом примирение и сроднение невозможно для нас, если мы наперед не возвратимся к себе и не войдем внутрь отвне[6]. Только внутренняя жизнь есть истинно-христианская жизнь. О сем свидетельствуют все отцы («Добротолюбие» 11. 36 - 43).

А вот в кратких словах сущность опытного Богопознания или умного делания, выраженная святым Симеоном Новым Богословом, который говорит так: С тех пор, как человек изгнан из рая и отделился от Бога, диавол с бесами получили свободу день и ночь невидимо колебать мысленную силу каждого человека. Оградиться от сего уму не иначе возможно, как всегдашнею памятью о Боге. У кого впечатлится память о Боге, тот может удерживать от брожения и свою мысленную силу. Ибо как для тела необходимо потребен воздух, чтоб дышать, - так для души потребно непрестанное памятование о Боге, то есть непрестанная молитва. С Божьей помощью сам из опыта узнаешь, храня внимание и держа Иисуса, т.е. молитву Его: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго.

 Теперь приведем еще несколько кратких мыслей об этом же дивном таинстве святых отцов (Игнатий Брянчанинов. Т.3. С.160).

Святой Антоний Великий говорит: Жизнь души есть непрестанное памятование и любление Бога. Посему не оставляй моления именем Господа Иисуса. Вращай это имя во уме твоем, поучайся Ему в сердце, восхваляй языком[7].

 Святой Исаак Сирский говорит: Без непрестанной молитвы невозможно приблизиться к Богу. Ибо что бывает с рыбой, вынутой из воды, то бывает с умом, который выступил из па­мятования о Боге и парит в памятовании о мире.

Святой Василий Великий: Не должно давать душе времени быть праздною от помышления о Боге.

Святой Григорий Богослов: Чаще поминай имя Божие, нежели дышишь.

Святой Григорий Синаит: Всячески принуждай себя на делание сие (т.е. на непрестанное призывание Господа): ибо Царствие Божие есть достояние нудящих себя и нуждницы восхищают его.

Святой Исихий Иерусалимский: Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус - Христово. Ибо, как дождь  чем в большем количестве низпадает на землю, тем более умягчает ее; так и святое имя Христово, без помыслов нами возглашаемое, чем чаще призываем Его, тем более умягчает землю сердца нашего, преисполняя его радости и веселия[8].

Святой Филофей Синайский: С утра должно мужественно и неотступно стоять у двери сердца с крепкою памятию о Боге и непрестанною в душе Иисус Христовою молитвою[9].

Святой авва Филимон говорит: Не давай уму своему быть праздным, но заставляй его сокровенно поучаться и молиться. И в мысли твоей трезвенно со страхом и трепетом говори: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». И трезвенною мыслию и не блуждающим умом всегда молись такой молитвою. Если пребудет в тебе непрестанно молитва и поучение в Писаниях, то отверзнутся очи души твоей, и будет в ней радость великая, и чувство некое неизреченное и горячее при согреянии и плоти от Духа, так что весь человек станет духовным.

 Святой Макарий Великий уясняет ту же мысль такими словами: Кто хочет приступить ко Господу, сподобиться вечной жизни, сделаться обителью Христовой, исполниться Духа, чисто и не укоризненно исполнять заповеди Христовы, - тому надлежит непрестанно пребывать в молитве. Ибо единственное охранение и врачевательство для души - с любовью памятовать о Боге. А у супротивника нашего все усилия в том, чтоб отвлечь ум наш от памятования о Боге.

Исходя как бы из этой мысли, святые Игнатий и Каллист, Ксанфопулы, говорят, что начало всякого Боголюбезного действования есть с верою непрестанное призывание спасительного имени Господа нашего Иисуса Христа[10].

 А святой Иоанн Златоуст, со свойственной его дарованию особенностью, доводит эту мысль уже до полной ясности и говорит: Нужно запереться в себе и править умом, обуздывать его: и всякий помысел, и всякое действо лукавого казнить призыванием Господа нашего Иисуса Христа; ничего другого не ищите у Господа Славы, кроме одной сей милости; ища же милости, ищите ее с сердцем смиренным и умиленным; и с утра до вечера вопийте, а если можно, и всю ночь: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». И понуждайте ум свой на это дело, потому что узки врата и тесен путь, вводящий в жизнь, и одни нудящие себя входят в него; ибо таковых, нудящих себя, есть Царство Небесное (Мф. 7, 13 - 14).

И вполне согласно с этим гармоничным хором древних отцов звучат слова и нашего светлого преподобного Серафима. Он говорит: Истинно решившийся служить Богу, должен упражняться в памяти Божьей - в непрестанной молитве ко Господу Иисусу Христу.

А наш преподобный Нил Сорский, как бы согласованно со святым Григорием Синаитом, заключает всю эту дивную гармонию священных речений решительным утверждением: Умная молитва, - говорят они, - выше всех деланий и есть добродетелей глава, как любовь Божия.

Можно было бы многое множество привести выдержек из святых отцов об этом сокровенном делании, но и этих немногих достаточно для того, чтобы иметь некоторое представление о той величественной и Божественной тайне, какую познали отцы и облекли ее в светолепные речения в своих духоносных опытных писаниях, - о сей небесной науке умного делания, которая делает земнородного невещественным ангелом, по выражению преподобного Мелетия Исповедника.

 Святые отцы не только изъясняют сие таинство, не только приглашают к сему деланию, но и упрашивают, даже умоляют не отвратить своего слуха от их мольбы и усердно приняться за сие небесное делание, которое начинается на земле воплем: Помилуй! И постепенно претворяются сии слезы вопля в вино веселия вечного, по слову святого Ефрема Сирина, который говорит: Будем трудиться в молитве - это виноградная лоза: вино ее есть утешение вечное.         

Еще здесь, на земле, сей вопль чудесным образом изменяется в неумолкаемое радостное славословие Богу Небесному, Богу Великому, Спасителю Дивному, дивным путем сотворившему спасение наше посреди земли. И славословие это переходит в бесконечную вечность. А славословие и благодарность есть пища райская, пища всех умных сущностей, бесплотных небесных сил.

Познав сию тайну Царствия, в нас сущего, познав ее не теоретическим богословским мудрованием, а реально, в чувстве сердца и в дивном изменении своего ума, ибо христианин - это новая тварь[11], по учению святого Макария Великого, отличается от всех людей в мире: обновлением ума, умирением помыслов, любовию и небесною приверженностью ко Господу, и мыслию своею, и умом имеет жительство свое на небесах (Макарий Великий. Беседы. 5, 3 - 5).

Познав это божественное изменение в себе, отцы и умоляют нас приступать к сему деланию, но приступать со страхом, со многим благоговейным вниманием, ничего не ища от Господа Славы кроме сей милости, - как  говорит святой Златоуст.

Послушаем, как умоляет нас преподобный Мелетий Исповедник. Он любовию взывает: Возлюби сие, возлюби, яко же любит быть любимо, сие зареносное, светозарное, сладостнейшее, красное, всем сладчайшее призывали. И яко же божественную молнию, обращай в сердце твоем, тайным гласом вопия Тайноведцу: «Сыне Божий, помози мне, Христе мой, сохрани мя!». И сие глаголи всегда и во уме твоем носи: и просветишься, и умудришься, и приимешь Божественную благодать и плотоносен ангел скоро будеши.

И далее он говорит: Всяк благочестивый память Иисуса должен всегда носить, призывание сие в уме всегда иметь. Тако бо души бывает храм освящен, молниеносен воистину и огнесветоносен, и зареносия исполнен, и полон светозария.

И в другом месте он же умоляет такими словами: Двизай убо, двизай всегда устами сердца, зови воплем немолчным, непрестанно глаголи: «Сыне Божий, помилуй мя, помози мне». «Христе мой, сохрани мя». Сие, творя всегда, от приснопоучения удержишь в обычаи, а отсюда и в навыкновение достигнешь. И иметь будешь в себе, как естественную и нераздельную вещь, в естество от навыкновения претворенную. И спя, и засыпая, и едя, и делая что-либо, всегда будешь иметь бодрость внутреннюю и трезвенность сердца; будешь храм и престол Божий и ангелам равен, хотя и по земле плотоносцем ходить будеши. Сколь же прекрасно и светозарно и Божественно сие трезвение о Христе: о тебе благопоспешествуемо.

И сей дивный святой как бы заключают свою мольбу любви такими словами: Иисуса возлюби от всея крепости, с Ним твори собеседование, Его всегда ищи, о Нем помышляй в уме твоем, Его имей в размышлении твоем, Его доброты вожделевай, Иисуса красоту люби. Его чувствами стяжи: и зря, и слыша, и дыша, и сидя, и стоя,-  всегда к Нему взирай, и получишь вся добрая, нынешняя и будущая.

     А вот как умоляет святой Григорий Палама, как трогательно, слезно просит: Братия моя христиане, молю вас и я с Божественным Златоустом, спасения ради душ ваших, не  вознерадите о таковом деле молитвы. Подражайте тем, о коих говорил вам, и сколько возможно есть последуйте им. И аще мнится вам неудоба быти вещь сия в началех, то да будет известно вам, якоже от лица Вседержителя Бога говорю, яко самое то имя Господа нашего Иисуса Христа, призываемо на всяк день непрестанно, имать удобно сотворити неудобства она; и аще многовремением обыкнем в том и усладимся, тогда познаем опытом, яко несть невозможно, ниже не удобно, но возможно есть и удобно[12]. Блаженны пребывающие в сем небесном делании.

И святой Исихий восклицает: Блажен воистину, кто так прилепился мыслию к молитве Иисусовой, вопия к Нему непрестанно в сердце, как воздух прилежит телам нашим, или пламя к свечке[13].

И святой Златоуст умоляет такими словами: Молю убо вас, братие, правила сей молитвы никогда не оставляйте, но аще ядите или пиете, и путешествуете, еще ино что творите, непрестанно зовите: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

И сколько можно было бы привести свидетельств святых отцов, где они умоляют нас, из сострадания к нашему темному неведению и внутренней духовной непросвещенности, - умоляют приступить к этому деланию со всем усердием и благоговением. Но и этих немногих свидетельств достаточно, чтоб уразуметь из слов святых отцов, что они знали, опытно изведали в чувстве сердца, неизглаголанность тайны в призывании, в непрестанном призывании святого и спасительного имени Господа нашего Иисуса Христа. Потому и просят, потому и умоляют нас спасаться этим дивным призыванием. Это и есть спасительная тайна всех святых, которой они спаслись. Это и есть сокровенный путь Богопознания или Богоношения, путь святых отцов, ныне совершенно забытый и христианством, и монашеством.

 Здесь необходимо сказать несколько пояснительных слов о нашей умной сущности души - об уме согласно учению о сем предмете святых отцов.

Святой Макарий Великий предлагает отнестись к этому вопросу серьезно и вникнуть в него основательно, ибо от ясности или неясности его находится в полной зависимости и наше отношение к молитве, к молитвенному труду. Сей святой говорит так: Вникни, возлюбленный, в умную сущность души, и вникни не слегка (Беседа 26)[14].

Ибо умная сущность нашей души, есть образ Божий в нас, образ бессмертной и присущной Его славы. О сем гово­рит весьма ясно и выразительно святой Никита Стифаит такими словами: Не по органическому устроению тела человек есть образ Божий, но по мысленному составу ума, не описуемаго телом, долу тяготеющим. Ибо как Божеское естество, вне всякой твари суще, не описуется, как не определимое и не телесное,  не качественное, не осязаемое, не количественное, невидимое, безсмертное, необъемлемое и отнюдь нами не разумеваемое: так и данное от Него нам мысленное естество, как неописуемое, не телесно есть, невидимо, неосязаемо, необъемлемо, и есть образ безсмертной и присносущной Его славы[15].

Ум наш есть престол Божества, и весь подвиг совершается внутри - вниманием к помыслам. Душу же окружает недоступно. Кто любит мир, тот не может любить Бога. Мы должны это осознать, прочувствовать сердцем и встрепенуться, ужаснуться своей любви, и прибегнуть к Богу с молитвою сокрушения, с молитвой покаяния: «Помилуй! Помилуй и исцели душу мою, кружащуюся в вихре многомыслия с мерзкими демонами!»

Мы не сознаем и не разумеем, к какому великому таинству призвана христианская душа, то есть ее умная сущность.

Мы не разумеем, - как говорит святой Макарий Великий, - что ум наш призывается к тому,  да будет,  по изречению Павлову, всегда один дух с Господом (1 Кор. 6, 17)

Господь же наш есть Господь мира, покоя и тишины. А наш многоглаголевый, кружащийся и смятенный ум, входя в Бога, то есть в непрестанное памятование о Нем, - обожается, обретает мир, покой и Божию тишину. А это и есть вкушение опытом яко благ Господь, вкушение таинства нашего восстановления, нашего спасения во Христе Иисусе, Господе нашем.

 Господь в дивном таинстве Своего воплощения в наше естество победил мир сей (Ин. 16, 33) и низложил гордых падших духов с престолов нашей умной сущности, где они восседали от Адама. О чем и воспела в своем таинственном и величественном гимне Пресвятая Дева, а вернее - воспел Дух Святой Ее устами: Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя  (Лк. 1, 52).

Да, наше естество все было усмирено и порабощено сильными и гордыми князьями умного падшего мира; но вот Господь их низложил и уже Сам воссел на престолах нашего естества: и в нашем теле, и в уме, и в сердце (в духе) (святой Макарий Великий. Беседа 6).

Ум же наш, по преимуществу, и есть престол Божества, по мысли святого Макария Великого.

Наша умная сущность, отпавшая от Бога и подпавшая под власть темной умной сущности демонов, освобождена нашим Господом Спасителем от их насильственного порабощения, и нам дарована полная возможность вступить через покаяние в неисповедимое таинство святого Богообщения. Ибо ум наш и призывается к тому: да будет всегда один дух с Господом (1 Кор. 6, 17).

Желающему вступить на путь сего неизглаголанного таинства, исцелиться от тяжкой и древней болезни мрачного кружения ума и охранения мысленного общения с демонским умом - сим мысленным растлителем, - надлежит вступить на опытный путь веры - Богообщения, предл